Карл
Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен (в мундире кирасира). Г. Брукнер, 1752 |
Почти через
пятьдесят лет он станет прототипом популярнейшего литературного героя.
Талантливые книги Распэ и Бюргера, замечательные иллюстрации Дорэ, счастливый
графический облик — шляпа-треуголка, ботфорты, шпага, косица с бантом, само имя
— повсюду вызывают неизменные симпатии.
Однако в
сознании многих современников, а тем более потомков, исторический барон и барон
литературный слились в единый образ.Читателей и
исследователей занимали, как правило, его книжные приключения, хотя и реально
существовавший Мюнхгаузен не был обойден вниманием.
Главные вехи
его жизненного пути восстановлены по имеющимся в Германии источникам.
Иеронимус
фон Мюнхгаузен родился 11 мая 1720 г. в наследственном поместье Боденвердер,
недалеко от Ганновера. С 1735 по 1737 г. состоял пажом правящего
Брауншвейгского герцога Карла, который и отправил его к брату в Россию. В 1739
г. Мюнхгаузен был определен корнетом в кирасирский полк; в 1740 г. — он уже
поручик, а в 1750 г. — ротмистр. Еще в 1744 г. он женился на лифляндской
дворянке Якобине фон Дунтен; однажды ездил домой в отпуск, окончательно покинув
пределы Российской империи в конце 1750 г. На родине вел жизнь типичного
помещика: занимался хозяйством, судился с крестьянами, забавлялся охотой,
прослыв на дружеских пирушках бесподобным рассказчиком невероятных историй.
Появление в печати своего двойника, по крайней мере внешне, Мюнхгаузен встретил
с неудовольствием. В 1790 г. он потерял жену. Последние годы жизни были
омрачены неудачной женитьбой бездетного барона, судебными тяжбами и болезнями.
Он умер 22 февраля 1797 г. и похоронен в древней монастырской церкви...
К сожалению,
сведения о пребывании Мюнхгаузена в России ограничивались отдельными скупыми
фактами. А между тем именно впечатления молодости, прошедшей в далекой и
загадочной для европейца стране, легли в основу увлекательных и, возможно, не
таких уж и баснословных рассказов.
И это не
случайно. За минувшие столетия огнем, водой и людским небрежением уничтожены
документы, которые буквально день за днем позволили бы воссоздать послужной
список самого знаменитого российского кирасира. Недаром еще полковые историки
сетовали на отсутствие архивных материалов, относящихся к XVIII в.
И тем не
менее «настоящий» барон не затерялся на страницах отечественной истории, и к
счастью, не все эти страницы оказались утрачены.
Предпринятые
нами архивные разыскания дали значительные результаты. Достаточно указать на
десятки автографов, чтобы представить уникальность этих источников; не говоря
уже о содержательной стороне документов, касающихся военной карьеры
Мюнхгаузена.
Совершенно
конкретную трактовку получили те или иные сюжеты. Так, если вопрос о его
участии в русско-турецкой войне 1735—1739 гг. пока остается открытым, то в
отношении русско-шведской войны 1741—1743 гг. подобный вопрос можно считать
вполне выясненным. В «особливой ведомости» Военной коллегии, направленной в
императорский Кабинет, среди «отлучных же за делами ея императорского
величества» в «бывшую шведскую войну» мы обнаружили и интересующую нас персону:
«Того ж полку (Кирасирского его императорского высочества — А. К.) Минихгаузен
находился в Риге при оставшей от того полку команде и в компании не был».
Вместе с
незабвенным бароном на документальном уровне возвращается целый
историко-культурный пласт XVIII столетия.
Первая
систематическая публикация, раскрывающая обстоятельства службы Мюнхгаузена в
1739—1741 гг., включает материалы официального делопроизводства военного
ведомства. Прежде всего это рапорты, ордера и другие полковые бумаги.
Сохранность столь обширного комплекса объясняется, как ни странно,
превратностями политического развития — попыткой вычеркнуть из исторической
памяти кратковременное царствование Иоанна Антоновича. В правление Императрицы
Елизаветы и ее ближайших преемников было изъято, уничтожено или сокрыто
огромное количество дел с так называемым известным титулом. К ним относилась и
полковая переписка, немалая часть которой также безвозвратно погибла.
Обнаруженные
документы характеризуют Мюнхгаузена как профессионального военного — офицера
русской армии, задавая масштаб восприятия и понимания его фигуры в контексте
эпохи.
Будучи
пажом, он занимал скромную, но весьма почетную ступень общественной иерархии.
Перед ним открывались неплохие перспективы, тем более что, прибыв в страну на
исходе царствования Анны Иоанновны, он был свидетелем невиданного возвышения и
влияния иностранцев.
Внешняя
роскошь Петербургского двора не могла не поразить и не захватить молодого
человека. Балы и концерты, торжественные приемы и церемонии, фейерверки и
гвардейские парады, охота и другие развлечения сменяли друг друга, скрывая
подчас жестокую и беспощадную борьбу правящих группировок.
Имевший
необходимую выучку, Мюнхгаузен вряд ли слишком тяготился исполнением служебных
обязанностей. Среди важнейших событий тех лет, по всей видимости, было его участие
в подготовке своего патрона к летней кампании 1738 г., а также в долгожданной
свадьбе Антона Ульриха и племянницы российской Императрицы в июле следующего
года.
Тогда
Мюнхгаузен находился в том возрасте, когда почти каждый дворянин посвящал себя
военному делу. В декабре 1739 г. он становится офицером Брауншвейгского
кирасирского полка — весьма престижной части русской армии.
Полки
российских латников-кирасир были сформированы в начале 30-х гг. для усиления
боевой мощи и успешных действий как против легкой турецкой конницы, так и
против западной тяжелой кавалерии. Ряд преимуществ отличал их от остальной
армии и приближал к гвардии. Они были расквартированы в наиболее удобных
местах, получали повышенные оклады жалованья, имели превосходство в чинах. У кирасирских
офицеров было больше шансов продвинуться по службе, несмотря на то, что часто
не хватало вакансий, а казенное содержание не покрывало даже обязательных
расходов на дорогой мундир и лошадей.
Отправившись
к полку, Мюнхгаузен покинул Санкт-Петербург, пушечной пальбой, иллюминациями и
маскарадами празднующий заключение мира с Турцией; город с блистающим среди
дворцов «Ледяным домом» — довольно зловещим символом уходящего десятилетия.
В 1740 г. он
уже в Риге, где находит очень хороший прием у дам и кавалеров. Это естественно,
если вспомнить особое положение Лифляндии и Эстляндии, отошедших к России в
ходе Северной войны. Прибалтика обладала значительной автономией, являясь для
империи прежде всего оборонительным и наступательным плацдармом. Потомки немецких
крестоносцев, завоевавших эти территории еще в XIII в., а также горожане из
немцев сохранили и даже укрепили относительную независимость. Остзейские
бароны, гордо именующие себя рыцарством, распоряжались в местных органах
самоуправления, добились почти неограниченной власти над крестьянами,
исключительного права на земельную собственность. Они были вольны служить или
не служить русским монархам.
В городах
заправлял патрициат — верхушка немецкого бюргерства, цехи ремесленников
ревностно оберегали свою неприкосновенность, а торговцы стремились не допускать
в свои ряды чужаков.
Язык, вера,
традиции, архитектурный облик средневековой Риги напоминали новоиспеченному
корнету о доме. В этой среде он вполне мог чувствовать себя своим.
Представитель уважаемого в Европе дворянского рода, протеже отца российского
Императора, офицер привилегированного кавалерийского полка, командовавший
первой ротой, состоящей при генерал-губернаторе, — все это обеспечивало
достаточно высокий статус и обещало многое в будущем...
Конечно,
наиболее привлекательной была парадная сторона кирасирской службы. Могучие
кони, отборные всадники, богато украшенные мундиры; грохот литавр и звуки
серебряных труб — производили незабываемое впечатление. Ярким зрелищем для
рижан и приезжих становилось участие кирасир в различных церемониях. С
восторгом отзывались о российских латниках именитые очевидцы, как это было,
например, в 1744 г.: «Я очень хвалила виденные мною (войска — А. К.) и в
особенности кирасирский полк, который действительно чрезвычайно красив».
Первая рота,
или лейб-компания, считалась в полку образцовой, поэтому поддержание в ней
надлежащего порядка требовало от Мюнхгаузена немалых усилий. Квартируя в
крупнейшем военно-административном центре, он часто выступал в роли ходатая и
посредника, отстаивая полковые интересы. Нелегко, как видно, давалось овладение
премудростями русского языка, на котором велась официальная переписка, а
главное, навыками бумаготворчества. В послужных документах ротмистра
Мюнхгаузена начала 50-х гг. по поводу умения читать и писать сказано: «умеет по
немецки, а по руски только говорит». Но это была общая проблема для
офицеров-иноземцев, составлявших большинство в кирасирских полках. Помимо
лифляндцев, эстляндцев и курляндцев, в них служили австрийцы, пруссаки,
англичане, французы, итальянцы, ганноверцы и т. д.
Фактически
целый год жизни «благородного и почтенного господина порутчика» Мюнхгаузена
отражен в представленной публикации.
Благодаря
его незаурядной судьбе востребованы оригинальные, ценнейшие источники, обычно
не удостаивающиеся воспроизведения. В них зафиксированы не только любопытнейшие
подробности армейского быта, взаимоотношения начальников и подчиненных,
конфликтные и даже анекдотические ситуации. Сквозь бесстрастную констатацию
фактов, повседневную рутину, канцелярский стиль проступают силуэты «больших» и
«маленьких» людей, очерчиваются характеры; звучат живые голоса и интонации,
создавая неповторимую атмосферу ушедшего времени.
Мировая
«Мюнхгаузиада» пополнилась интереснейшей российской главой, и есть все
основания полагать, что она будет не последней.
Подробнее: Документы 1739—1741 гг. / Публ. [вступ. ст. и примеч.] А. П. Капитонова
// Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.:
Альманах. — М.: Студия ТРИТЭ: Рос. Архив, 1995. — С. 10—55. — [Т.] VI.
Комментариев нет:
Отправить комментарий