Отрывки из книги: "Красные партизаны Украины 1941-1944"

    11 сентября 1941 г.

Запись разговора по прямому проводу первого секретаря ЦК КП/б/У  Н. Хрущёва со вторым секретарём ЦК КП/б/У  М. Бурмистенко о подготовке к борьбе с нацистами на территории Черниговщины.

ХРУЩЁВ: Имеете ли Вы связь с черниговскими работниками Фёдоровым и Костюченко по подготовке к борьбе в тылу врага?

БУРМИСТЕНКО: С черниговскими товарищами связь постоянная. Сегодня у меня были Костюченко и Петрик. Фёдоров выехал в расположение 40-й армии. Он должен приехать ко мне, как мы с ним условились, через 2-3 дня*. Я его послал туда для того, чтобы он путём посылки людей в тыл противника установил связь с партизанскими отрядами.

Дело в том, что мне стало известно, что работники, знающие места закладки нашей литературы, листовок, продовольствия для партизанских отрядов, действующих на севере, в черниговских лесах, что эти люди в панике бежали и очутились в тылу нашей Красной Армии. Товарищи, которые обязаны были руководить партизанским движением, также отступили вместе с войсками Красной Армии.

В тылу у противника остался секретарь обкома партии Попудренко, но, как я выяснил, ему не оставили ни связи, ни явки, ни указаний о местах закладки продовольствия и листовок для партизанских отрядов.

Вот т. Фёдоров и должен организовать всё это. Мы с ним условились о том, как это сделать практически.

Сегодня с черниговскими товарищами мы наметили конкретный план развёртывания агитационно-политической работы в сёлах Черниговщины, которые не заняты противником.

Недавно я был в Чернигове, когда ехал в 5-ю армию. Чернигов выгорел почти полностью. Во время бомбёжки городские черниговские власти в панике бежали, бросив город. Председатель городского совета сам сбежал в Харьков и приказал бросить город отрядам ПВО и др[угим] работникам. Черниговский обком [партии] вынес решение о предании этого типа суду трибунала. Военный трибунал приговорил его к расстрелу. Сегодня Военный совет фронта утвердил это решение.

ХРУЩЁВ: Правильно поступили с черниговскими дезертирами. Надо виновных наказать за плохую организацию подготовки действий партизан в Черниговской области. Кто виноват, что не оставлены явки? Кто виноват, что не указаны места, где спрятаны листовки, продовольствие для партизан? Это дело не случайное. Возможно, не предательство ли? В этом хорошенько надо разобраться.

У меня всё. До свидания.

ЦАМО РФ. - Ф. 251. - On. 646. -Д. 5.- Лл. 209-211. Оригинал. Телеграфная лента.

* Встреча А. Фёдорова и М. Бурмистенко так и не состоялась, потому что первый попал с группой партийных и советских работников в немецкое окружение восточнее Киева. А. Фёдоров, растеряв часть своих людей, почти два месяца блуждал в немецком тылу на оккупированной территории и лишь 18 ноября 1941 г. с трудом разыскал областной партизанский отряд, которым командовал Н. Попудренко. Вот как описывает последний в своём дневнике появление А. Фёдорова: "Я не сразу его узнал. Заросший, в драном пиджаке, в паршивых штанцах на выпуск, галоши, драные сапоги, усы, как у Тараса Бульбы" (ЦДАГО.-Ф. 94, on. 1, спр. 9, арк. 16).

 ----------------------------------

     А.Федоров - вспоминает:

«Районы, которыми мы тогда проходили, не были еще всерьез задеты войной.

Боев тут не происходило.

Фронт откатился километров за полтораста, немецкие гарнизоны только устраивались, гестаповцы и другие каратели не подоспели.

Однажды нас подсадил на подводу старик-колхозник. У него было удивительно мирное настроение.

— Видите, ветряк крутит крылами. Еду к нему за мукой. Разве я когда-нибудь думал при нимцях зерно молоть? А нимцив-то всего три на целый район. У нас як был до войны колгосп «Червоный прапор», так и тепер. И голова тот, и счетовод тот самый... Вот пшеница стоит не кошена, осыпается хлеб. Едемте, товарищи, будем работать. У нас и молодицы гарни, у нас и бабы славни... Работников дуже мало.

Стали мы расспрашивать старика, откуда он, такой добродушный, и чего это ему немцы больно нравятся? А он рассуждает так: что же делать, если не удержались, сдали немцам Украину, и Москву, и Ленинград — надо применяться, мол, к обстоятельствам.

— А нимцив тих я и не бачив. Яки таки нимцы?

— А откуда ж вы, папаша, знаете, что Москва взята?

— Староста сказал.

— А вы ему и верите?

— Да кому ж верить? Раньше газеты приходили, радио было. Тепер що староста каже, то, значит, и правда.

Так мы и не поняли толком, хитрит ли старик, притворяется ли придурковатым, или в самом деле его распропагандировали немецкие ставленники.

Когда же выяснилось, что старик из села Озеряне, Варвинского района, Черниговской области, меня как током ударило.

— Так что ж, выходит, мы уже на Черниговщине?

— А як же...

— А был тут в области руководителем Федоров. Не слыхал, папаша, куда он теперь делся?

— Федоров? Олексий Федорович! Так я ж його до войны, ось, як вас, бачив. Он часто приезжал. А где тепер, хто знае? Одни кажуть — нимцям продался, другие кажуть — убытый... Може, старостуе десь...

Тут я не удержался. Хотелось за глотку схватить старика.

— Ах ты, старый черт! — сказал я всердцах. — Что же ты брешешь, что Федорова знал? Я и есть Федоров!

Но старик не только не смутился, он вдруг побагровел, повернулся ко мне и закричал:

— Я брешу?! Шестьдесят четыре года в брехунах не ходил и теперь подожду. Думаете, если пистолетов пид сорочку напихали, так уж напугали шибко? Я старый человек, мне смерть не страшна. Який вы есть Федоров?! Колы б прибув до нас Федоров, народ бы за ним в партизаны пошел, народ бы мельницу спалил да старосту повесил... Э, хлопцы, нашли кого выспрашивать... А ну, слазь с подводы, слазь, кажу! — закричал он свирепо и толкнул меня под бок.

Что было делать? Пришлось слезать. Старик раскрутил кнут, вытянул коней по бокам, они рванули и понеслись. И, когда старик отъехал шагов за сто, он погрозил нам кулаком и злобно выругался:

— Тю, полицаи свынячи!

Крикнув так, он сейчас же наклонился, будто ждал пули. Мы, конечно, не стреляли.

Он опять выпрямился и опять стал ругать нас на чем свет стоит.

Так мы въехали в Черниговскую область.»