— У вас, Валентин Иосифович, обширный багаж
театральных и киноролей, эпиграмм, но мне почему-то вспоминаются замечательные
ваши стихи, посвященные нежному возрасту: «Ну вернись ко мне, вернись...
— ...детства
розовый кусочек. Мама шепчет мне: «Пись-пись!» — и я писаю в горшочек»...
— По-моему, потрясающе. Детские воспоминания
связаны, знаю, у вас с Украиной, с бабушкой, которая жила...
— ...в
Прилуках Черниговской области. Все лето я проводил у нее и у наших близких
друзей на хуторе Руда, в селе Варва. Журавли, белые хаты с соломенными крышами,
глиняный пол с расстеленными дорожками, а еще иконы и полотенца — как их у вас
называют?
— Да
(теплеют глаза), да. Печки, лавки, вкуснейший борщ с чесноком — это все 45-46-й
годы, когда оставшиеся в живых солдаты возвращались из Германии после войны.
Перед глазами до сих пор встречи, объятия, слезы и чемоданы, откуда извлекались
трофеи.
В селах это
было жуткое время: налогом облагали каждое деревце — вишенку, яблоньку,
переписывали, у кого один поросенок, а у кого два. Колхозники жили без
паспортов, получали на трудодень полкопейки, и, видя все это, я говорил: «Обязательно
товарищу Сталину расскажу».
— Рассказали?
—
(Вздыхает). Это была очень нелегкая жизнь, хотя мы приезжали в Украину, как на
курорт: подышать свежим воздухом, молочными продуктами подкормиться...
— С тех пор что-то по-украински вы помните?
— Конечно
же, помню. (Хитро прищуривается). Шо вона лiзе — я з нею свиней пас, чи шо?
— 21 июня 1941 года ваша семья собиралась в
Прилуки, но спасла, по сути, нелепая, как тогда казалось, случайность...
—
(Удивленно). Так вы все обо мне знаете! Действительно, мы должны были выехать в
субботу, 21-го, с пересадкой в Бахмаче. Наша домработница Галя отстояла за
билетами целую ночь, но квиточки ей подсунули липовые. Пришлось снова идти в
кассу, отъезд передвинулся на день, а 22-го по радио выступил товарищ Молотов и
объявил, что началась война. Если бы не какая-то аферистка (я впервые тогда это
слово услышал), мы попали бы под бомбежку и вряд ли бы кто-то уцелел.
— В жизни у вас было много подобных
случайностей?
— Такая вот
роковая — единственная: остальные на фоне ее забываются, меркнут... В данном же
случае понимаешь: это какая-то сила беду отвела.
— Домработница ваша тоже была из Украины?
— Да, и она
сыграла в моей судьбе огромную роль. Галя, как бабушка, меня опекала, хотя была
молодой женщиной — добрая, теплая, ласковая... Потом, когда уже жил
самостоятельно, стал артистом, мечтал с нею все повидаться, однако... Это,
безусловно, свинство с моей стороны, что так и не собрался, но что поделаешь —
я в долгу перед многими.
До сих пор
меня тянет в Прилуки, хочу посмотреть на хутор Руда. Разве забыть эти
замечательные женские лица, да и не только лица? В этой палитре все: теплые
южные ночи, утопающие в зелени сады, кони, яблоки, кукуруза, коровы, которых
загоняли домой и каждая знала свою калитку. Люблю Украину, к тому же у меня
родом отсюда и мать, и отец.
— По-моему, наблюдать за тем, что вы только
что так красочно описали, и есть счастье — не так ли?
— Вы знаете,
актерам свойственно подсознательно откладывать, сортировать впечатления, и,
например, при слове «война» (а мне часто приходилось этот период жизни и вообще
военных играть) всплывает картинка, как меня, одного, впихивают в поезд на
третью полку, где кладут вещи, и я несколько суток до Прилук добираюсь. Состав
еле полз, то и дело останавливался — то на полустанках, а то в чистом поле. Я
видел людей, которые ехали прямо на крыше, калек, просивших им что-то подать...
Были еще остановки, где пассажиры бежали за кипятком, и другие — когда давали
обеды. Постоянные опоздания, толчки от сорванного стоп-крана...
— Жизнь, да?
— Это надо
было видеть и чувствовать — по рассказам атмосферу не ощутить. Мне повезло ...
Источник: Газета «Бульвар Гордона» № 6 (198) http://www.bulvar.com.ua/arch/2009/6/4991ba2fdb948
Комментариев нет:
Отправить комментарий