Отрывок из сочинения Даниила
Принца фон-Бухау «Moscoviae ortus et progressus». Даниил Принц родился во
Львове, 14-го сентября 1546 года; был два раза в Москве в качестве
чрезвычайнаго посланника: в первый раз, вместе с Кобенцелем, в 1576 году, а во
второй раз, один, в 1578 году, Умер Принц в Бреславле, в 1608 году.
«Около 1576-го
года московский князь вступил в 48-й год своего возраста. Он так предан
благочестию и богослужению, что для того, чтобы удобнее предаваться молитве и
постам, которые он очень строго соблюдает, часто живет в монастырях и тело
изнуряет великим воздержанием. Большую часть своих доходов он истрачивает на
построение св. храмов и отыскивает мастеров с каким только может прилежанием.
Он очень высокаго роста. Тело имеет
полное силы и довольно толстое, большие глаза, которыми он постоянно вращает и
все наблюдает самым тщательным образом. Борода у него русая, довольно длинная и
густая; но волосы на голове он, как большая часть русских, бреет бритвой.
Он так склонен к гневу, что в гневе
испускает пену на подобие коня и приходит как-бы в безумие; в таком состоянии
он бесится также и на встречных. Если кто провинится немного потяжелее, того он
уничтожает с корнем и истребляет со всем семейством, рабами и всем, что одарено
живою душою. Так как это случается очень часто, то многия места своих владений
он превратил в пустыню.
Когда он сидит за столом, то по
правую его руку обыкновенно садится старший сын. Сам он с грубыми манерами;
именно: опирается локтями на стол, и так как не употребляет никаких тарелок, то
ест пищу, взяв ее руками; иногда полусъеденное опять кладет в чашку. Прежде чем
пить или что нибудь съесть из предложенной пищи, он обыкновенно знаменует себя
большим крестом и взирает на повышенные образа Девы Mapии и св. Николая.
Кравчий, подавая ему питье, употребляемое им в изобилии, часть выливает в
другой стакан и вкушает его для пробы. Сын во время питья встает и желает отцу
здоровья. Если он кому нибудь своими руками подаст что-либо из пищи или питья —
это знак великой милости.
Сначала он взял за себя замуж сестру
одного своего боярина Никиты Романовича, который теперь у него играет важную
роль, так однако, что часто был поставляем в величайшую опасность за жизнь. От
нея он имеет двух сыновей: Иоанна и Феодора: они на русском языке называются:
Ivan и Phedur. После ея смерти он взял дочь князя Черкесскаго, с которою жил
только несколько лет. В третий брак он вступил с одной боярыней, которая
умерла, когда выпила какое-то питье, пересланное ей матерью чрез придворнаго (с
помощью этого питья она, может быть, хотела приобресть себе плодородие); за это
и мать и придворнаго он казнил. Четвертую, сестру своего придворнаго
Колтовскаго, не знаю по какой причине, он заключил в монастырь, убивши брата
совсем семейством. Теперь у него новая супруга—дочь какого-то боярина,
одаренная, как говорят, прекраснейшей наружностью; однако большинство постоянно
отрицает то, что она пятая.
Намереваясь вступить в брак, он
созывает к себе из всех владений боярских дочерей и сначала их осматривает всех,
но, спустя несколько дней, половину отсылает; скоро потом число их опять
уменьшает, пока, наконец, не останется одна та, которую пред прочими он считает
достойною супружества с собою. Празднуя же свадьбу, он созывает только
родственников невесты и некоторых вернейших придворных, в присутствии которых
невеста соединяется с ним митрополитом, по обычаю церковному. По окончании
этого, между призванными к этому торжеству разбрасывают драгоценнейшие собольи
меха, к которым иногда бывают привязаны золотыя монеты. Оба сына, старший
двадцати лет от роду, а меньшой восемнадцати, еще безбородые, вступили в
супружество с дочерьми каких-то бояр. Отец, когда выслушивает послов, помещает
старшаго на правой стороне и поручает ему посох, который пред этими временами
он употреблял вместо скиптра. У него (т. е. у царевича Ивана) благородное лицо;
но мне кажется, что он не будет подражать храбрости отца в военных подвигах; но
доблести, в которых нуждаются императоры для счастливаго управления, им
достаются свыше.
Московиты, наученные многими
примерами, так боятся своего князя, что, позванные им, они не спокойно
приходят, но прибегают с сколь возможно большою скоростью, и во всем. что бы на
них ни налагалось, оказывают ему послушание и повинуются без всякой
отговорки, с великою душевною готовностию. Если ты кому нибудь желаешь
здоровья, то он говорит: „дай Бог, чтобы великий государь наш был здрав, и
потом мы, его подданные". Если ты спросишь у кого нибудь о чьих либо
владениях, то он отвечает: „великаго князя и его"; обыкновенно говорит,
что он не знает, что должно думать о своем князе: „Бог и не Бог; человек и
больше человека". Если кто при дворе его дружественно сносится с
приятелем, того тотчас схватывают, особенно если возбудится какое-либо
подозрение, и палками доводят до того, что он бывает принужден признаться в
этих речах. И так они живут в самом крайнем рабстве, больше котораго едва-ли
может быть; это бремя они потому легче переносят, что совершенно не знают,
какое устройство других царств и государств: они держатся в своей стране
заключенные как бы в клетке, и никогда не смеют ни выйти, ни послать детей
своих, на что многие, как мы слышали, очень жаловались. И так, довольствуясь
одним только туземным языком, они, как весьма часто бывает, не знают всех
других; а так как у них очень достаточно природных способностей к изучению
всяких наук, то, еслибы к этому прибавить образование, они были бы не ниже
других народов.
Нет никакого сомнения, что этот
монарх от начала своего правления собрал большия сокровища; этому делу он
предался тотчас с первых лет. В каждую неделю он взыскивает со всех людей своей
страны по нескольку монет; но церковнослужители в счет не ставятся. Кроме того,
все деревенские жители, не исключая и тех, которые находятся во власти бояр,
платят ему с полей определенныя деньги, которыя в каждой области собирают
назначенные для того сборщики и вносят в казну. Он берет также довольно большия
пошлины с вывозимых из Московии товаров. Из более отдаленных областей: Перми,
Сибири, Устюжны, где родится дерево кедр, ему привозят в большом количестве
драгоценные меха, годные для подбивки одежд повелителей; эти меха он продает
чрез купцовъ в разныя стороны и сгребает серебро с великою жадностию.
Маленькия животныя, от которых мы
шкуры называем собольими, питаются кедровыми орехами. Эти области населяют люди
дикие и даже совершенные варвары. Занимаясь одной только охотой, они добывают
диких зверей посредством метательных копий, и в этом искусстве так опытны, что
очень редко не попадают в самый нос зверька; содравши шкуры, они сшивают их и
продают воеводам великаго князя. Не зная никакого земледелия, они
питаются одним только мясом диких зверей и вместо лошадей употребляют оленей,
которых запрягают в телеги, и собак, на которых они ездят верхом; это мы узнали
от многих достойных веры.
И так, этими и очень многими другими
способами царь ежегодно собирает большую сумму денег, и хотя ведет постоянныя
войны, однако делает небольшия издержки, потому что все так называемые бояре
принуждены находиться в военной службе на свой счет; как только средства их
истощатся, бояр отпускают домой снова заниматься хозяйством, а на место их
назначают других, новых.
Тем, которые вели себя на войне
мужественно, великий князь оказывает свою милость, которая у них называется
особенным именем Zalowaniae, или назначает известную часть полей, или
увеличивает годовое содержание. Татары, помощью которых он очень часто
пользуется в войнах благодаря отличному мнению, составленному о них, живут
почти довольствуясь небольшою частью полей и добычей, которая для них
неограничена. Однако очень многим, особенно начальникам, положено, кроме того,
жалованье. Немецких солдат он предпочитает всем остальным и потому, если
выходит на войну, особенно много заботится об их наборе и не щадит никаких
издержек.
Святейший император Максималиан,
вследствие многих побуждений, особенно по настоянию послов Московскаго
государя, дал ему следующий титул: „Светлейшему и могущественному государю,
царю Иоанну Васильевичу, повелителю всей Руси, великому князю Владимирскому,
Московскому, Новгородскому, государю Псковскому, Смоленскому и Тверскому, царю
Казанскому и Астраханскому, единственному другу и брату нашему".
А вот следующий титул он сам
обыкновенно употребляет в своих грамотах, посылаемых к иностранным государям;
этот титул все его подданные должны держать в памяти самым тщательным образом,
как ежедневныя молитвы: „Божиею милостию, государь, царь и великий князь Иван
Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский,
царь Астраханский, государь Псковский, великий князь Смоленский, Тверской,
Югорский, Пермский, Вятский, Булгарский, Новгорода Нижняго, Черниговский,
Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский,
Кондинский и всей земли Сибирской и северной, от начала наследственный государь
Ливонии и многих других стран". К этому титулу он часто прибавляет
название монарха, что на русском языке, который в сложениях
очень счастлив, весьма удачно переводится словом Samoderzetz, так сказать,
который один держит управление. Девизом великаго князя Иоанна Васильевича было:
„Я никому не подвластен, как только Христу, Сыну Божию".
Источник: Ив. Тихомиров. Ревель.1-го декабря 1875 года.
Русская
старина, 1876. – Т. 22. - № 5. – С. 169-173.
Комментариев нет:
Отправить комментарий