Противник и ненависник немцев, О.М.Бодянский не любил вторжения в русскую речь иностранных слов и сам старался их избегать. Благодаря его любви к славянам и их речи, мы довольно хорошо ознакомились с главнейшими славянскими наречиями. Нелюбовь О.М.Бодянского к иностранным словам подметил даже наш старый, видевший многие поколения студентов…швейцар Михайло. Он, бывало, показывая на большие калоши и неказистый шарф О.М.Бодянского, говорил: „вот мокроступы, а это вот хомут Осипа Максимовича”. Так, по словам Михайлы, говорил сам Бодянский: „Где мои мокроступы? Подай-ко, брат Михайло, мой хомут”. Не красив и не изящен был О.М.Бодянский и упрям как малоросс, но он был благородного характера и сердце у него было прекрасное» (Виділено мною — В.М.).
Сумлінний і відповідальний Осип Максимович працював,
особливо в перші місяці, не покладаючи рук, відмовляючи собі навіть у відпочинку
і виходячи з дому тільки в університет. Він щиро намагався виправдати довір’я
начальства й відпрацювати гроші, що були витрачені на його закордонне
відрядження. Батькам писав у лютому 1843 року, тобто через чотири місяці після
повернення й зайняття кафедри: «Теперь же я преподаю
студентам чешский язык, историю чешского
народа и его словесности; молодежь охотится. Здоровье мое, слава Богу, хорошо;
должностью занимаюсь почти целый день, оттого нигде не бываю. Начало всегда
бывает трудно, вот и требует терпения и отчетливости. Начальство пока очень
расположено ко мне; нужно поддержать такое внимание трудами и действиями.
Даст Бог, покажу, что я достоин всего сделанного
им для меня». Через місяць
— у березні — заклопотаний син
повідомляв: «Работы по-прежнему бездна».
Один із відомих учнів Осипа Бодянського, вихідець з
України Олександр Кочубинський залишив яскраві спогади про вчителя, що
заслуговують на повне цитування:
«Кто из студентов верховного нашего
университета, московского...
не сохранил в своей памяти любезное воспоминание о профессоре Бодянском — проще
об «Осипе Максимóвиче», как он обыкновенно титуловался в сношениях товарищей между
собой при соблюдении его собственного малорусского произношения его имени…
В
понедельник, среду и субботу, с ударом двенадцати часов подъезжал к крыльцу
Нового университета
извозчик, но не «ванька»,
и из дрожек, не без больших усилий, выкарабкивался грузный небольшой человек, а
если дело было зимой, то с целой серией шуб и «епанчей» вокруг туловища и
подпоясанный поверх всего простым ямским кушаком, с красными и зелеными
полосками. Проходило несколько минут, пока старик-швейцар распоясывал и освобождал
прибывшего от его тяжелых пелен, в которых он был словно младенец в колыбели.
Это был Бодянский, прибывший на свои двухчасовые, без перерыва, славянские
лекции то славянских наречий, то сравнительной грамматики их, то славянских
древностей, шедшие в течение четверти века почти без перемены в одном и том же
порядке: от языка к истории, и также в течение четверти века — обязательно для
целого состава студентов словесного факультета, за исключением еще недозрелых — первого курса. Освобожденный от своих многочисленных
покровов (обязательное ношение которых для студентов, конечно, было непонятно и скорее всего рассматривалось
как одно из профессорских чудачеств южанина, попавшего на север), Бодянский
изредка заходил в профессорскую, а чаще всего прямо сворачивал из прихожей
направо — кругом в коридор, сначала широкий, потом узкий, полутемный, с
асфальтовыми полами, ведший его в его святилище славянское — «Славянскую малую» (аудиторію. — В. М.). Медленное, неповоротливое неправильное движение
большого , широкого туловища на крупных ногах с особенными ступнями в виде
колодок, с значительными покачиваниями налево и направо, громко раздавалось по
асфальтовому полу, студенты заботливо сторонились…
Но вот профессор на кафедре, с некоторым усилием
взобравшись на нее. Из-за высокой кафедры перед слушателями немногочисленными
выдвинулась огромная голова на небольшой шее, заботливо повязанная черным
шелковым платком больших размеров или широкой атласной полосой, с негустой
растительностью на голове, по середине, с зачесанными
на висках волосами вперед гребнем, с большими, но расходящимися, добрыми
глазами, причем один был поврежден, с широким большим
хохлацким носом, бритое лицо, но с щетинистыми, топырящимися в разные стороны
большими усами. Перед слушателями был настоящий „запорожский
казак” на кафедре»
Володимир Мельниченко «Українська душа Москви»
Комментариев нет:
Отправить комментарий